Зверь достиг зрелого возраста, и было бы чудом, если бы он устоял перед далеким глухим зовом истосковавшихся самок. Он, конечно, не мог не слышать этих призывов, спутанных с порывами ветра, как волокна льна на пряльце, и распутать эти призывы мог только он. Накануне Теотониу видел, как он стоял, вытянув морду, а по спине его пробегала мелкая дрожь.
— Ушел-таки к девкам, разбойник! Ну и пусть, мне забот меньше!
Фарруско, кажется, тоже позабыл о своем друге. Быстро прошло лето, наступила зима. Она принесла с собой ливни, заморозки, потом снег и густые туманы. И вот одним хмурым утром совсем близко от Рошамбаны Теотониу вдруг наткнулся на Студента. Он сидел на задних лапах и глядел в сторону Рошамбаны. Теотониу пошел в хижину, снял кролика, который висел там подвязанный за ноги, и, держа его кончиками пальцев, так, чтобы волк увидел, вынес во двор и понес волку. Но тот испугался и отбежал подальше, потом остановился и опять стал глядеть на Рошамбану. Теотониу бросил кролика и вернулся обратно, а волк наконец не выдержал, схватил кролика и принялся его рвать. Бедный зверь был голоден, настолько голоден, что не остановился бы ни перед чем, завидев пищу. С крыльца хижины Теотониу смотрел, как он в один миг покончил со своим завтраком, сожрав даже шкуру, и стал облизываться. Это очень походило на жертвоприношение, и старик невольно подумал:
«Всемогущий боже, если ты такой добрый, то зачем заставляешь зверей голодать? И почему, чтобы насытиться, они должны быть злыми и жестокими? Почему ты, безгранично мудрый, заставляешь их охотиться на беззащитных овец и невинных ягнят, когда в этом нет нужды! Поистине многие твои дела для нас непостижимы, и, если бы не это, я бы сказал, что ты безжалостный и безумный тиран!»
Потом это повторялось довольно часто. И уж обязательно Студент наведывался в сильные метели — он садился на задние лапы и ждал, когда его покормят. Если Теотониу задерживался или забывал о нем, волк начинал выть, однако стараясь издавать звуки помелодичней.
И Теотониу выносил ему, что было под рукой: кроликов, если они попадались в силки; не было кроликов — плошку молока; кончалось молоко — ломоть кукурузного хлеба. Он ни разу не позволил этому нищему уйти без подаяния. А Студент настолько привык к милостыне, что, если Теотониу не показывался, подходил к самому дому и царапался в дверь. Короада чуяла его и начинала в страхе скакать. Часто он приходил к источнику в Рошамбане утолить жажду, и однажды, когда валил снег, пришел вместе с волчицей. Какое-то мгновение они стояли перед опешившим Теотониу неподвижно, словно отлитые из бронзы, потом Студент положил лапу на плечо волчице, как бы говоря: «Прости, старик, но это моя подруга. Смотри, она такая же голодная, как и я. Нет ли у тебя для нас хоть крошечки».
Теотониу его понял, и некоторое время, пока продолжалась непогода, ему пришлось кормить еще двух едоков. Хуже было то, что волки стали таскать скот. Пастухи не знали, куда деваться от этих сильных зверей, нападавших на стадо среди бела дня. В одном из них все узнали волка, которого вскормил дядюшка Теотониу, — он ничего не боялся.
— Чтоб молния поразила этого лешего, зачем только он это сделал! — проклинали старика одни.
— Да он сам наполовину волк! — отвечали другие. — Нужно всем миром устроить на него облаву, как на настоящего зверя!
Никакой облавы не устроили — со стариком шутки плохи, но сплетни ходили всякие. Однако как избавиться от этих зверей, которым известны все человеческие хитрости? Их теперь видели то у одной деревни, то у другой, сегодня в Реболиде, завтра в Коргу-даш-Лонтраше, послезавтра в Тойрегаше. Здесь они зарезали ягненка, там — козленка, и горцы уже опасались, что они повадятся в деревни, начнут забираться в хлевы, ломать двери и уносить самых жирных барашков.
Спустя некоторое время люди стали видеть только волка с обрубленным хвостом. Куда же делась волчица? Может, ее отравили, или она сдохла, или ушла куда-нибудь? «Все ясно, — решил Теотониу, — волчица спряталась в дальних зарослях рожать и кормить волчат». И верно, вскоре они снова стали появляться вдвоем, но рядом с ними ходили три волчонка, неуклюжих и толстоногих. С высоких холмов волчица-мать показывала им стада и обучала, как надо бросаться в самую гущу и хватать глупых овец, пока пастух задает храпака. Их заметил дядюшка Зе из Памполиньи, который пас большое стадо и выше всех забирался с ним на вершины. Если они сейчас ягнят режут, что же будет дальше? Теотониу, которому часто доводилось слушать жалобы крестьян, даже глазом не моргнув, клялся отцом небесным, что этот волк вовсе не Студент, что у него хвост длинный, а охотников мерить хвост не находилось. Странно, но старик проникся к своему воспитаннику какой-то христианской жалостью.
Однажды, когда у Мануэла да Обриги из Аркабузаиша пропали коза и ягненок, он зарядил свое старое ружьишко, свистом позвал своих гончих и поспешил в дубняк, где Зе из Памполиньи слышал блеяние козы. Кустарник там рос очень густо, и раненые звери обычно скрывались в нем от преследования. Среди частых ветвей они находили убежище и исцеление, если верно, что волк не спит там, где жрет.
Псы Мануэла да Обриги, подойдя к кустам, начали отчаянно лаять. Прибежал хозяин и, раздвинув ветки, смело вошел в чащу. Он увидел волка, который, притаившись под папоротником, собирался броситься на него; глаза так и сверкали злобой, морда была прижата к земле. Не теряя времени, Мануэл вскинул ружье и нажал на спуск. Осечка. А волк уже весь напрягся для прыжка. Перепуганный, Мануэл стоял без кровинки в лице. Нужно было как-то избежать грозящей ему смерти, и он, сделав вид, что не заметил волка, как поступал, когда наталкивался на лежку зайцев и нечем было стрелять, повернул обратно. Выбравшись из чащи, он начал звать людей, которые были поблизости в можжевельнике. Прибежало много народу, все с вилами и мотыгами, и собак привели. А псы Мануэла не уходили от того места, где прятался волк, и по-прежнему громко лаяли.
Когда зверь увидел толпу, продиравшуюся сквозь заросли, он медленно поднялся и также медленно пошел в глубь чащи, вероятно чтобы скрыться в ней, но псы отрезали ему путь. Тогда люди, все же опасаясь напасть на волка, начали бросать в него камнями. Бросали мужчины, а женщины подносили камни в подолах. Первым полетел камень Обриги. Мимо. Вторым бросил Памполинья, он попал волку в живот. Зверь зарычал и начал грызть